Часть 1. Герман
Имидж заведения — дороже амбиций, поэтому, выслушав просительную тираду администратора, Герман вздохнул и коротко ответил.
— Согласен.
День не заладился — ударник ушел в запой, а это значило, что вечером предстояло отдуваться одному. Без ударной установки джаз-бэнд — пародия, а публика в "Белом Пароходе" манерная, капризная. Ошибок не прощает.
С другой стороны, весь вечер на эстраде означало хороший гонорар. Платили в клубе щедро, без проволочек, после концерта — деньги в конверте, а за такой форсмажор, как сегодня, в двойном размере. Но и требования к исполнителям были высоки, особенно внешний вид, он важнее, чем мастерство.
Герман работал в пабе пять лет, за это время хорошо изучил и руководство и публику. Хозяином "Белого Парохода" был мистер Ли, кореец, которого никто из обслуживающего персонала не видел. Все руководство осуществлялось через управляющего директора Льва Григорьевича, импозантного, вежливого хитрого мужика, он-то и держал все ниточки в кулаке. В том числе и оркестр, но не Германа.
В пабе по вечерам играла живая музыка, Герман был пианистом-солистом. Может "Белый Пароход" и не Большой зал Петербургской Филармонии, но публика тут собиралась "своя" , приходили слушать джаз, потанцевать, поговорить. Первое время такой формат напрягал Германа, потом он привык, что здесь могут и вполуха принять, а могут, как на настоящем концерте — раз на раз не приходился.
Неспешно собираясь, укладывая белый смокинг, жилет и рубашку в кофр, Герман отчего-то вспомнил давнее. Тоже концерты, но на теплоходе, вот было время хорошее!
По Волге, до Нижнего, с концертной бригадой. И даже любовь была и не какая-нибудь — с примадонной, вокруг которой вся концертная группа собиралась. Эх, Вера Павловна, за что же вы меня так прокатили на вороных? Мимо любви и карьеры. Герман покачал головой, застегнул молнию на кофре, в боковое отделение засунул ботинки. Вроде все...а, нет, бабочку забыл!
И не так уж и молода и красива была Вера Нежинская, но Герман смотрел на нее сквозь призму славы и сияние софитов, был влюблен в актрису, в ее образы, в недосягаемость мечты.
Когда мечта стала реальностью, по театру пошел шепоток: «молодой, да ранний», но влияние Веры Павловны быстро заткнуло рты, а сплетни – это только сплетни. Герману было все равно, первые недели он жил как во сне, Вера и в постели оказалась так же хороша, как на сцене, талантливая актриса во всем. Ей нравилось играть с ним в любовь.
Счастливую пару ожидало даже подобие медового месяца, после круиза по Волге Вера хотела поехать в Австрию, уже были заготовлены шенгенские визы и бронь в пятизвездочном отеле. Но прежде надо было отработать восемнадцать дней на теплоходе, по концерту в день.
Солнце палило, вода играла чешуей ослепительных бликов, за кормой речного теплохода тянулся пенистый след.
Да, корабль не Титаник, и водная гладь не Атлантика, и слава Богу.
Вышли из Московского речного порта рано. Это был первый круиз Германа и представлялся он ему несколько другим. Не таким суматошным и более беспечным, что ли.
Может, для тех, кто отправился в летнее водное путешествие, как на прогулку, так оно и было, для Германа оно означало работу, причем неожиданную. Герман попал на борт четырехпалубного красавца "Александр Пушкин" случайно, по срочной замене в составе концертной группы. А все потому что Вера...Вера Павловна Нежинская, оперная дива, солистка Санкт Петербург Опера поссорилась со своим концертмейстером.
Вся наша жизнь — череда случайностей, если присмотреться — мы, как блики на воде, отраженный свет в преломлении Судьбы. Случайное сочетание звуков, которое становится диссонансом или консонансом. У Веры с ее бессменным аккомпаниатором Андреем Сергеевичем вышел диссонанс, и они расплевались перед самым круизом, когда концертная группа была укомплектована вокруг примадонны — тенор, баритон, фокусник, разговорник-конферансье и пианист.
Герман в этот состав никак не вписывался по причине связи с Верой Павловной. Она не хотела сплетен, даже репетиционные уроки с ним не брала, только на общих репетициях и встречались. А так старались не афишировать, благо слухи поутихли, а для встреч достаточно было вариантов и вне театра. И вдруг — бац и совместный круиз по Волге, это слишком даже для вольных закулисных нравов. До этого доброжелатели шептались по углам, теперь могли заговорить открыто. Но искусство требует жертв, а контракт тем более. И Герман с Верой отплыли вместе.
Сначала недолгий шестидневный тур из Санкт Петербурга через Кижи и Углич в Москву, там пересадка на другой теплоход и на двенадцать дней до Елабуги и обратно, если понравится программа, то контракт на все лето.
Судя по переходу Из Питера в Москву артисты пришлись по вкусу и хозяевам и клиентам. Публика собралась на борту пестрая, но кто платит, тот и заказывает музыку — это Герман понял по первой неделе путешествия и уже без возмущения играл, что заказывали.
Впрочем, была проблема и похуже - оказалось, что фокусник не переносит путешествий по воде, в Москве он покинул концертную бригаду Замены не нашлось, Вера Павловна сказала — выкрутимся. И выкрутились! На первой же репетиции выход нашли, концертная бригада — это, как в разведку вместе ходить... Герман как сейчас помнил ту репетицию на верхней палубе в музыкальном салоне, на носу теплохода. Жара в тот день стояла особенно тяжелая.
— Вера Павловна? Верочка, ну Христа ради, давайте включим кондиционер! — умолял Йося, так коллеги называли Иосифа Францевича — "актера разговорного жанра широкого профиля" из Санкт-Петербург Концерта.
— Это что сейчас было? Йося Христа вспомнил, — загудел Сергей.
— Ах, ах, золотой баритон Нижегородской Ярмарки, почему мне его не вспомнить, хороший был раввин?
— Нешто ты крещеный, — нарочито окая протянул Сергей
— Ну, хватит вам уже дурачиться, Гера пришел, начинаем, — распорядилась Вера и поманила пальчиком тенора, — повторим все, как в первый день, когда плыли из Питера, хорошо ведь принимали. Сначала Йося потреплется, потом Леня споет "Приволье" или "Душечку", потом...
— Потом Гудини Сухопутный карточные фокусы показывал, — приподняв брови изобразил иллюзиониста Иосиф, было похоже и все покатились со смеху.
— Серьезнее, мальчики, тут вам не шефский концерт на Красном Треугольнике, — хлопнула в ладоши Вера, — теплоход иностранцами забит, Петр Валерьянович сказал, что могут и на концерт прийти, а у нас тут... — Вера задумалась. — А что, если оперетту? А, Гера?
— Так нот нету.
— Да там играть нечего, Андрей Сергеевич из-под волос играл.
— Ну так и надо было его приглашать, — огрызнулся Герман, — раз он такой профи, что бацает Кальмана по цифровке.
— Ноты с инета можно качнуть, не вопрос, — примирительно заметил Сергей, — а оперетта правда хорошо, там и дуэты с разговорами. Время потянем.
— А я еще пародию когда-то делал на Утесова, один в один получалось, — загорелся Йося. — Герочка, — это он Германа так называл, когда что-то надо было, — дружочек, ты же можешь джаз, я знаю, слышал. Вот это: Там-тара-тара-пам -пам-пам...в ми мажоре...
И он сделал "утесовское" лицо, поиграл глазами и запел надтреснутым тенорком:
— Ах, что такое движется там по реке,
Белым дымом играет и блещет металлом на солнце.
Герман подхватил его в ми мажоре, Йося радостно закивал и продолжал:
— Что такое слышится там вдалеке,
Эти звуки истомой знакомой на встречу летят.
Он вышел на середину салона и с эстрадными ужимками уже во весь голос:
— Ах, не солгали предчувствия мне,
Да мне глаза не солгали.
Лебедем белым скользя по волне,
Плавно на встречу идет
Тут он взмахнул руками, как дирижер и все мы выдохнули хором:
— ПАРАХОД!
Снаружи послышались аплодисменты и смех.
— Вот! Я же говорил, это прокатит, — потер руки Иосиф
— Тогда давайте микст сделаем, из "Веселых ребят", — развила идею Вера, — я могу вот это...
И она без предупреждения выдала bell canto:
— С-е-е-е-е-е-е-рдце в груди-и-и-и-и-и-и!
— Давай, Гера! — хлопнул Германа по плечу Йося, тот встроился в тональность, и Вера продолжала уже под его джазовое "полоскание".
— Бье-е-е-е-е-е-тся, как птица. И х-о-о-о-о-о-чешь знать, что ждет впереди-и-и-и-и-и, и хочется сча-а-а-стьяа-а-а-а доби-и-и-и-и-и-и-ться.
— Любовь нечаянно нагрянет, — подмигнул играя бровями и плечами Иося, — когда ее совсем не жде-е-е-е-шь....
И пошла работа, как по маслу, до обеда шутя слепили программу, которую Сергей назвал убойной, а Леня — шикарной.
Дни стояли жаркие, теплоход так нагревался, что и к вечеру никакого облегчения. А кондишн Вера включать не позволяла, боялась надышаться холодным воздухом во сне. Герман жил с ней в одной каюте, хотя на "Пушкине" ему любезно предоставили маленький одноместный люкс наверху, рядом с капитанским мостиком. Там он мог бы заниматься на клавиатуре без наушников, учитывая форсмажор с выбыванием фокусника - это было необходимо, приходилось играть соло, и еще что-то придумывать. Но Вере Павловне припала охота к романтике. Она ворковала, представляя себя девочкой в первом путешествии с бойфрендом, Герман не возражал, с ней было хорошо, о такой партнерше на сцене - только мечтать, и в постели она была грех жаловаться. Он мечтал и о поездках, больших залах, Вера в шикарных платьях, он за роялем, в смокинге и бабочке...
Да. Бабочку не забыть! А то развспоминался... Да, было счастье, недолгое, но было. В театре Герману завидовали, только после консерватории и такое везение - любовник Веры Нежинской. А кончилось все в одночасье
Герман снова покачал головой и улыбнулся
В следующий круиз вместо него поехал Андрей Сергеевич, а в составе бригады вместо фокусника— молодой скрипач, новый бойфренд Веры.
Герман в тот день чуть не повесился с горя и возненавидел женщин, всех без разбора.
Он помнил, как метался, был обижен, растерян, взбешен. Потеряв всякую гордость, кинулся на вокзал, чтобы удостовериться, только в чем...услышать от Веры, чтобы она глядя в глаза сказала...Но она и не посмотрела. И чего обижался, с самого начала можно было догадаться, что этим закончится. Одно слово — театр.
На другой день после того, как Вера уехала, Герман уволился по собственному желанию.
Вот тут и появился в его жизни Йося, он тоже не поехал с бригадой, но по доброй воле. Йосю даже уговаривали, но он твердил, что надоело ему замкнутое пространство теплохода, каюты, палубы и необходимость без конца что-то изобретать новое для публики, которая не менялась.
— Это же с ума сойти можно, месяц одни и те же люди в зале, — возмущался он, встретив Германа на Фонтанке, в бухгалтерии Петербург-концерта, в очереди за деньгами. Платили там все еще по ведомостям, карты только входили в моду, — Я что, чемпион о шахматам? Это у них сотни вариантов ходов, а у меня джентльменский набор реприз и куплетов, я в таком режиме не могу работать! Вот тебе, Герочка, хорошо, сидишь себе в театре, на окладе. По концертам бегать не надо...
— Уже не сижу, — признался Герман.
— Из-за Верки, что ли? И правильно сделал! Что там хорошего в их змеином болоте! Оклады маленькие, дополнительного заработка нет. Свободы нет! Артист должен быть свободен, как ветер!
В этом был весь Иосиф. Сам себе противоречил, собственные доводы опровергал, но помог, свел с нужными людьми, обеспечил концертами, пустил пожить, пока у Германа не решилось с собственным жильем. Вот только в Филармонию отсоветовал идти работать, так Герман Нестеров и остался в Петербург концерте. Круг друзей Йоси принял его с распростертыми объятиями и пошла жизнь, как песок сквозь пальцы.
Друзья у Иосифа были странные, да и сам он при ближайшем рассмотрении... Но Герман не удосуживался рассматривать. Он работал и занимался — больше его ничто не интересовало.
От Йоси он перебрался на съемную квартиру, со временем скопил и на свою. Вспоминать особо нечего, хорошим пианистом стал — это да. А жизнь... тридцать семь лет — не смертельный приговор.
Герман решительно подхватил кофр и вышел из комнаты.
